ПОСЛЕДНИЕ ПЯТЬ МИНУТ
Философская мини-повесть
В мире недостаточно любви и благости,
чтобы их можно было расточать воображаемым существам.
Фридрих Ницше
Проклятье!
Кретинизм. Попасть под «Опель» как раз тогда, когда я нашла, наконец, того единственного, которого так долго искала. Еще обиднее, что – по глупости: мы шли из ресторана, и я пустилась за своим унесенным ветром платком. Стоило ради этого проходить с ним «школу выживания» Антарктиды, два месяца согревая друг друга теплом своих тел. Туристы!.. Тогда-то я и поняла, что это именно он. Смешно, но эти два месяца были, наверное, самыми счастливыми в моей жизни. Уж думала, ну все, вот оно, наконец, и мое счастье, и – на тебе!
Сущий кретинизм!
Лучше б я там замерзла.
По крайней мере, было бы не так обидно…
…И был тоннель. И яркий свет в конце. И Михаил на входе. Ну, в общем, все как обычно. Все как нам рассказывали. А я еще сомневалась. Дура. Кстати, за сомнения мне и укоротили слегка крылья, а также дали нимб вдвое меньшего диаметра, чем полагалось.
Поначалу я, конечно, ревела, ударяла кулаками в грудь Михаилу, вопрошала:
– Зачем?! Зачем, черт бы вас побрал?! Ой, извините…
Но Михаил указал мне на соседнее облачко ярусом выше, где собрались все мои предки, – бабки-прабабки, дедушки-прадедушки, – и некоторые близкие, например отец, маленький братец на горшке. И все они звали меня к себе. Однако, как оказалось, попасть туда было самой последней стадией. Сначала нужно было Очиститься, на мне ведь «висело» два развода и аборт (вон как порхали вокруг, укоризненно заглядывая в глаза, ангелочки – мои не рожденные дети), и встретиться с Самим… ну, вы поняли, о ком я. Ну да – с Богом. А потом уже я смогу воссоединиться со своей родней на том облачке и погрузиться в вечное блаженство и покой. Впрочем, я туда и не стремилась. Я просила сейчас только об одном: лишь бы он, там, на Земле, не слишком за мной убивался, и, в конечном итоге, был счастлив.
– О-о, девочка, – обнял меня Михаил, – а ты ведь думаешь не о себе. Значит, из тебя будет толк. В конечном итоге. А что до твоего любимого, то здесь особый случай: собственно, это и будет твое задание на Очищение. В общем, выручать надо парня…
Так я и оказалась в огромном двухъярусном лифте, направляющемся прямо вниз. Да-да, именно в ад. В нижнем ярусе лифта ехали только в один конец, то есть грешники. Я, к счастью, ехала в верхнем. По мере опускания становилось все жарче (впрочем, моя белая одежда отлично отбивала тепло), а людей в нижнем помещении лифта становилось все меньше. Казалось, их просто выдергивали оттуда. Да, каждый здесь получал по заслугам, ну, вы меня поняли, в смысле – по делам своим. Огонь, котлы, сковородки – все это анахронизм. Сейчас не те времена. Есть наказания куда страшней.
Например, сокровенные страхи и кошмары самих людей. Кто-то получал полную темноту с душераздирающими звуками, кто-то – абсолютное вечное одиночество, ну а кто-то, извиняюсь, просто по яйцам. И при этом – вездесущий запах гари, стоны, скрежет зубов… Короче, жутковатое и в то же время жалкое зрелище, этот ад. И вдруг я поймала себя на мысли, что он очень похож на Землю.
Я не стала развивать эту мысль.
И как его угораздило вляпаться в такое (я имею ввиду моего Андрея)?! Заключить договор с сатаной под свою душу, что Третья Мировая никогда не начнется! Представляете? Это же явная провокация и шулерство! Это и ребенку понятно.
Во-первых, к счастью, не все зависит от сатаны. Во-вторых, Третья Мировая, я думаю, и так никогда не начнется. Да и вообще, смотря что понимать под мировой войной. От лукавого всего можно ожидать.
Да, на такое мог пойти или сумасшедший, или святой. Но я-то знала, что мой Андрюшка – точно не сумасшедший. И поэтому я его обязательно вытащу.
На самом дне шахты, пронзительно и противно лязгнув, лифт грузно остановился. Ехидные леприконы долго вели меня извилистыми мрачными коридорами, напоминающими застенки гестапо или НКВД (мне про эти заведения дед рассказывал). Остановились мы перед массивной пятиугольной дверью с красной надписью «666», один из леприконов нажал кнопку селектора в стене и проскрипел:
– Адвокат прибыл.
Тотчас же дверь отъехала в сторону и мои сопровождающие, склонившись в издевательском поклоне, пригласили меня войти. Сами они остались снаружи. Как только дверь за мной закрылась, на ней к трем шестеркам добавилась еще одна, пылающая огненным цветом, надпись: «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ».
Но то был еще не кабинет сатаны, а всего лишь приемная с довольно симпатичненьким, похожим на поросенка, с рожками и длинным хвостом, бесенком-секретарем. Знаю, это дико звучит, но этого бесенка я нашла симпатичным.
– Босс ждет Вас, – проверещал секретарь и открыл передо мной дверь в огромный кабинет.
Кабинет был действительно огромен. Метров тридцать в ширину, и метров шестьдесят в длину. Да еще в высоту метров десять, не меньше. Вдоль центральной линии этого «аэродрома» тянулся массивный стол из черного дерева, обставленный вокруг вращающимися креслами, перед каждым из которых в полировку стола была врезана какая-то невзрачная серая кнопка. Вообще, кабинет производил довольно хмурое, угнетающее впечатление – малахитовый пол, серые шершавые стены, коричневый потолок с каким-то орнаментом и двумя большими люстрами. Но безвкусным я бы его не назвала: цветы на стенах, в основном розы и тюльпаны, в дальнем конце зала горит старинный камин, возле которого стоит маленький журнальный столик с двумя мягкими большими креслами напротив друг друга… В принципе, – обычный кабинет большого начальника. В нем было заметно прохладней, чем в остальных помещениях. Запаха гари тоже не было.
У столика в одном из кресел удобно устроился какой-то элегантный молодой человек в бархатном оранжевом халате и спортивных штанах. Он курил какую-то сигару.
– Я ждал тебя, – произнес он и его голос заставил меня вздрогнуть: он показался мне слишком знакомым. – Проходи, не бойся. Нам есть о чем поговорить.
И он указал мне на свободное кресло. По мере того, как я к нему приближалась, мое сердце все больше замирало. Та же фигура, те же движения, ровные и точные, те же черты лица, те же темные волосы. И только демонический блеск в его карих глазах позволил мне успокоиться. Это не он.
– Ну, как тебе мое новое тело? – сказал он. – Идет?
– Нет, – холодно ответила я и опустилась в кресло.
Он – Сатана – рассмеялся.
– Поначалу все так говорят про свои драгоценные тела. Ну, ладно, не будем тратиться на пустые разговоры, перейдем сразу к делу. Разумеется, я прекрасно знаю, зачем ты пришла. Добиваться отмены контракта, который тебе кажется несправедливым. Знаешь, сколько ко мне таких ходит? В день. Грехи искупают. «Очищаются». Но, увы, почти все уходят ни с чем. Потому что контракт есть контракт, подпись поставлена, и я уже ничего не могу изменить.
– Даже если эта подпись была получена нечестным путем?
Люцифер наигранно досадно мотнул головой:
– Только не надо вот этого детского сада! Уволь. Честно – не честно. Что такое вообще «честно»? Ты же знаешь, что для меня этого понятия не существует. Как и Добра и Зла. Абсолютных, конечно. Тебя ж учили, забыла что ли???
– А как же Любовь? Ее тоже не существует?
– Ну почему же? Думаю, только у самых последних циников повернется язык сказать, что ее, родимой, да еще и с большой буквы, не существует. Особенно если вспомнить, сколько из-за нее убивают и вешаются… Однако мы отвлеклись. Главное – подпись. И неважно, каким путем она получена. Но если она получена, поставлена золотыми чернилами и скреплена кровью, то этого уже ничто и никто не может изменить. Даже Он, – он поднял палец вверх. – Такие уж у нас законы.
– Чертовы законы, – вырвалось у меня.
– Этот мир придуман не нами… – напел он и расхохотался. – В конце концов, твой, кхм, подзащитный, как ты сама знаешь, совсем не ребенок и не сумасшедший. Он подписывал контракт вполне сознательно, в здравом уме. Вряд ли он был не в курсе, на что идет. Это его выбор.
Дьявол встал, подошел к камину, струсил в огонь пепел с сигары (наверное, один только этот пепел стоит больше, чем тот «Опель») и прислонился плечом к его антикварному оформлению.
– Есть, правда, один выход… – вздохнул он, а я насторожилась. – Я его всем предлагаю, но почти все отказываются. Почти. Я согласен расторгнуть с ним контракт взамен на… тебя. А что? Для меня это вполне выгодно: он загнется еще неизвестно когда, а ты уже здесь. Ну, что скажешь?
На столике возникла чернильница с золотыми чернилами и перо. А в руках у Мефистофеля появились два свертка черного папируса: один – Андрюшкин контракт, а другой – мой, еще не подписанный.
– Ну? – повторил он, протягивая мне один из свертков. – Решайся. Как только ты начнешь подписывать свой контракт, я начну рвать этот.
Я сглотнула слюну, но решительно взяла свою бумагу. Для начала я ее внимательно просмотрела: здесь можно ожидать любого подвоха. Нет, вроде все правильно:
«Я, нижеподписавшийся (аяся) обязуюсь: полностью и навсегда отдать себя во власть Сатане (Диаволу, Люциферу, Мефистофелю…) в случае, если последний расторгнет контракт с моим подзащитным». И подписи сторон.
– Здесь не хватает одной фразы, – вдруг холодно сказала я, – в конце: «…и больше никогда ни он, ни его слуги не будут пытаться возобновить с моим подзащитным этот контракт, или составить какое-либо другое соглашение».
Дьявол расплылся в улыбке.
– О-о, детка, да тебя не проведешь… Схватываешь на лету. Люблю таких. Впрочем, я был бы разочарован, если б ты этого не сказала. Что ж, изволь. – Тотчас же на моей бумаге, словно на экране компьютера, появилась эта добавочная надпись. – Так лучше?
Я так же решительно взяла перо, несмотря на то, что внутри у меня все замерло. Моя рука на мгновение остановилась у самой бумаги, потому что я услышала голос сатаны:
– Подумай. Хорошенько подумай! Ведь как только ты распишешься, уже ничего нельзя будет изменить. Никогда.
– Я люблю тебя, Андрей, – произнесла я и быстро расписалась.
И никакой молнии, никакого грома, никаких леденящих душу спецэффектов. Все спецэффекты – удел Голливуда, где, очевидно, бюджет на них рассчитан. Здесь же не произошло почти ничего, если не считать мою одежду, которая сразу стала черной, да тихо смеющегося сатану. С облегчением я увидела горящие в камине обрывки Андрюшкиного контракта.
– У меня сегодня решительно удачный день, – пробормотал Люцифер, любуясь новым контрактом. И вдруг (да, я явно поторопилась делать выводы насчет спецэффектов) он обратился… мной. Она… в смысле он, наклонился и зашептал мне прямо в ухо моим голосом: – Ну, вот и все, девочка. Теперь ты только моя. Моя! Как долго я ждал этого. Отныне начнут сбываться твои самые жуткие ночные кошмары. Нагая ты будешь лежать в тесном бетонном склепе, среди полчищ гадюк, червей, смердящих тараканов, тли и пауков. Все они облепят тебя с ног до головы и будут медленно есть и глодать, проникать внутрь тебя. Ты все будешь чувствовать и понимать, но не сможешь даже шевельнуться. А в уши тебе постоянно будет литься «тяжелый металл». Классная музычка, не правда ли? Нет, ты не сойдешь с ума; ты постоянно будешь чувствовать нечеловеческое отвращение, боль и страх. Страх потому, что для разнообразия раз или два в столетие (сама понимаешь – дел по горло) я буду наведываться к тебе в облике трехрогого козла и иметь тебя, сколько захочу, ты же не сможешь даже пискнуть. И ты никогда не будешь знать, когда это произойдет. И эта вся веселуха будет продолжаться вечно. Вечно!
Она выпрямилась и, вздыхая, сказала уже нормальным тоном:
– В довершение картины могу сказать, что периодически я буду являться на Землю в твоем облике и откровенничать с твоим Андрюхой. Разумеется, когда он спит, или «под мухой». – Дьявол стал Джорджем Соросом, устало опустился в свое кресло и мило улыбнулся: – Извини, дорогуша, что я раньше не обрисовал тебе всю эту красочную перспективу, но ты же сама понимаешь: секреты фирмы и все такое… И потом, ты бы и после этого не изменила своего решения? Ведь правда же? Так что – добро пожаловать в Ад.
Он откинулся на спинку кресла и снова беспечно закурил. А у меня брызнули слезы и я закрыла глаза.
– Я люблю тебя, Андрюшка, – только и смогли прошептать мои губы.
В следующие мгновения я готова была к чему угодно, но ничего не происходило. Я открыла глаза.
В кресле напротив сидел мужчина лет тридцати, сильно напоминающий Александра Македонского из учебников истории, и по-прежнему беспечно пыхтел своей дорогой сигарой. Только сейчас я заметила выгравированную на ней фирменную этикетку: «Сделано в раю».
– Ну, – поинтересовался он, – отошла? Тогда я тебя больше не задерживаю. Можешь идти. К своему «папочке».
Македонский вздохнул, лениво подобрал со столика наш договор, еще раз просмотрел его, мыча себе под нос какую-то мелодию и… сунул в камин. Мои слезы как-то сами собой высохли. Я не знала, что и думать.
– Что смотришь? Тест это был, тест. «Очищения». Ты его прошла. Мои поздравления! – казалось, в эти слова он вложил все свое ехидство. – А теперь – свободна. Если, конечно, твою будущую участь можно назвать свободой, в чем я очень неуверен… Слушай, иди отсюда, а? Не тревожь мою душу. Где дверь, думаю, ты еще не забыла.
Он явно не хотел больше ничего объяснять, а я не могла сдвинуться с места.
– Но, к… как?.. – только и смогла проговорить я.
– Ты что-то хотела спросить? – изобразил искреннее удивление Македонский. – Тебя что-то не устраивает? Ну, извини, милочка, не я придумал эти тесты, я лишь выполняю свою часть договора: черный папирус, золотые чернила и стремящееся к власти, сексуально озабоченное (причем, обязательно клинически извращённо) «Абсолютное Зло» – все в лучших традициях христианского ужастика бюджетом в полмиллиарда. «Я люблю тебя Андрюшка», – вдруг, после некоторой паузы, наигранно продекларировал он. – Смотреть на вас тошно. Все у вас с надрывом, все как на сцене. Оловянные солдатики. Именно такие и нужны ему, – он кивнул вверх. – Для его «космических стратегий». Скучает. Ну, иди, тебя ж там ждут.
Я не шевелилась. Я не понимала, что происходит. А мой собеседник досадно повел бровью:
– Честное слово, этого пункта в нашем с ним контракте не было – чтоб я приводил в чувство оттестированных. Но я почему-то всегда это делаю. Что-то еще? Ах да – твой Андрей и его Третья Мировая… Ну, здесь ты можешь быть абсолютно спокойна, по крайней мере, относительно меня: твой Андрей мне, пардон, и нафиг не нужен, ну, а всякие войны, катастрофы, эпидемии… потопы, это не по моей части – по части того, кто считает себя, извиняюсь, «Абсолютным Добром» и по воле которого все идет. Так что с этими вопросами не ко мне. У меня совсем другие задачи. «Он или сумасшедший, или святой», – опять припомнил он мои слова. – А в чем разница-то? Не знаешь? Только в том, что сумасшедший сходит с ума лично для себя, а святой – ради народа. Его же за это еще и канонизируют.
Или ты действительно поверила, что я только и мечтаю без конца трахать в козлячем облике какую-то обездвиженную актрису, изъеденную червями и тараканами? Да уж, серьезная психическая патология, ничего не скажешь… – Македонский весело рассмеялся. – Чего только не узнаешь про себя за… не скажу сколько миллиардов лет (дабы не перегружать эфир многозначными числами), после того, как «выйдешь из партии», решив жить самостоятельно и бороться за это право. Знакомая история, верно? Или вот еще – мое стремление к Власти (большие буквы, кстати, меня тоже забавляют). Для меня до сих пор загадка, зачем мне, индивидуалисту и одиночке, власть? Тем более, власть над безмозглыми оловянными солдатиками? Ах да, я ж подпитываюсь «Темной энергией» – энергией боли и страдания. Прямо какой-то неисправимый сексуально-энергетический маньяк, гермафродит и некрофил… со странными кулинарными вкусами и неестественным способом принятия пищи.
И он опять рассмеялся. Так, будто уже только это ему и оставалось делать.
А я, похоже, начала приходить в себя: эти «оловянные солдатики», да еще и безмозглые, начали возмущать. Что и вывело меня из ступора.
– Ты хочешь сказать, что никогда никого не использовал? – услышала я свой голос.
– Использовал. И использую. По случаю. И в отличие от своего оппонента говорю это честно и прямо. Потому что это естественно для того, кто хоть что-то делает, а тем более – к чему-то стремится. Использовать все доступные ресурсы для достижения своих целей, это непреложный закон природы. От него никуда не деться. Просто те, у кого есть мозги в черепе, взаимовыгодно сотрудничают со мной, как с работодателем, используя в свою очередь и меня, точнее, мои ресурсы. А у кого с серым веществом напряг, бегут в «лоно», лизать это самое лоно и кричать алилуя. Или ты хочешь сказать, наш товарищ «Абсолютное Добро» никого никогда не использовал? Ха! Только это у нас называется по-другому. Как же, это ж ради Добра и Любви, это все сугубо добровольно и осознанно. В худшем случае, это называется – необходимое самопожертвование, которое заставляет безмерно страдать нашего мистера «Абсолютное Добро». Я тебе больше скажу: такое, как у него, воинство оловянных солдатиков – уж извини за прямоту, но я предпочитаю называть вещи своими именами, – готовых не задумываясь стать камикадзе ради «Дела Света», не снилось ни одному диктатору. Даже всем диктаторам вместе взятым. Кстати, знаешь, почему, к примеру, мастурбация, не говоря уж об аборте, – смертный грех? Хотя ни сперматозоид, ни яйцеклетка, даже оплодотворенная, не является не то что человеком, даже насекомым. Знаешь? Вот именно – плодитесь и размножайтесь. Чем больше рабов, тем лучше. Тем больше пушечного мяса, которое потом можно слить в безмозглую энергию, прошибающую непрошибаемое. Естественно, вербовка туда идет с помощью самого эффективного во Вселенной средства зомбирования – религии. Крещение, например. Причем, в подавляющем большинстве случаев еще в младенческом возрасте. Пока человек еще вообще ничего не понимает, не говоря уже о своем осознанном выборе. И главное, делать-то для этого уже ничего не нужно: родителям давно вбито в голову, что «так надо». Хотя бы для того (если не вдаваться в высокие материи), чтоб с их чадом ничего не случилось. Типа защита. Разумеется, этому самому чаду ничего не может быть ни от обливания его холодной водой, ни от нестерильной клоунады в рясах, и если оно вдруг заболеет, то это произойдет от чего угодно, только не от вышеозначенной клоунады. И плевать, как оно будет жить на Земле. Главное, потом – пушечное мясо, переходящее в безмозглую пробивную энергию «Света»… Скушно нам, понимаешь, – беспечно заключил он, и выпустил живописный клуб сигарного дыма. – Забавная, кстати, аббревиатурка у этого словосочетания: «Абсолютное Добро». Не находишь?
– Я правильно поняла: я только что слышала в популярном изложении старую как мир спекуляцию под общим названием «Богу нужны рабы и власть»? – не без ехидства поинтересовалась я. – Иными словами, уж извини, я тоже буду называть все своими именами, черное есть белое и наоборот? Где-то я это уже слышала…
– Да? А не видела? – Македонский участливо посмотрел мне в глаза и поцокал языком: – Ай-ай-ай… Тогда, девочка, у тебя что-то с глазами. Могу предложить услуги окулиста. Скажи, пожалуйста, если бы тебе, в созданном тобой муравейнике нужны были просто друзья, а не, скажем, постоянное воинское пополнение или все больше рабов для плантаций, ты бы била их по гениталиям за «трату семени не по назначению»?
– Он никого по тем местам не бьет, – твердо возразила я.
– Да, он их просто ампутирует. Причем, чужими руками. Крови слишком много для нашего «а-дэ», понимаешь?
– Ты так об этом рассказываешь, будто сам все это делаешь.
– Делал. Пока не решил выйти из игры. Что было дальше, думаю, ты примерно знаешь.
– Выйти из игры??? Ха! А это все, – я развела руками, – все, что я видела здесь, это как называется? Все ваши тесты-договоры? И после этого ты мне будешь рассказывать о своей независимости?
– Да, буду! – резко сказал Люцифер. Он вдруг встал и оперся кулаками о столик (видимо, я задела его за живое): – Вот это все – театр. А Мой с Ним Договор… кстати, заверенный и подписанный действительно по всем правилам и на гораздо более долговечном носителе, чем идиотский черный папирус, так вот, этот Договор – вполне приемлемая плата за мои убеждения и мой образ жизни. Начинать полномасштабную войну мне как-то не хочется – для нее нужно слишком много власти над слишком многими дураками, – но за все надо платить. И этот фундаментальный тезис существовал еще очень задолго до меня, и даже… до него. И если б я был обычным уязвимым существом, я платил бы за это своим здоровьем, всякими несчастными случаями, потерей близких… А мне потом еще и говорили бы, что это ж, мол, не Он от меня отвернулся, а я от него, а он, болезный, ну очень страдает из-за меня и из-за такого моего выбора. Несмотря на то, что всё идет только по его воле. Ничего не замечаешь? Например, цинизм и лицемерие?
– Знаешь, нет. Он никого не наказывает и ни от кого не отворачивается. Он просто перестает помогать! Это же элементарный здравый смысл: разве ты сотрудничаешь с теми, кто тебя послал подальше?
– Все правильно: не сотрудничаю. Вот только когда мой уважаемый оппонент перестает с кем-то «сотрудничать», с тем обязательно приключается какая-то бяка. На несчастного почему-то сразу, как изголодавшийся зэк на проститутку, наваливается все зло этого несовершенного мира во главе с твоим покорным слугой (благо есть на кого показать пальцем). Одно из двух: либо я – законченный идиот, либо Он – лжет! Ой, чуть не забыл, я ж питаюсь… ну, ты в курсе, не буду повторяться, – и он, дружески улыбнувшись, опять опустился в кресло.
– Он всем предоставляет выбор, – механически парировала я. – Каждый может жить так, как хочет. Просто либо ты с Ним, либо – нет.
– Да? И твой выбор, конечно же, состоял в том, чтобы «героически» погибнуть под колесами «Опеля»? Можешь не отвечать: я знаю все, что ты мне скажешь. И о каких-то его «запредельных» планах, и об испытаниях, которые он нам… то есть вам, посылает, и о его абсолютно бескорыстном стремлении помочь всем, даже «отбившимся», и так далее. По списку. Мне особенно нравится теория о его «бескорыстии». Для справки: четыре основные мировые религии (я уже молчу про многогранное язычество) распались, в свою очередь, на тысячи конфессий – сект, то есть (в одном только христианстве их уже две тысячи), каждая из которых, естественно, считает себя единственной носительницей истины, все остальные – от меня, и их сторонники должны попасть в Ад. Впрочем, это, как и религиозные войны, – мелочи: все равно в конце, «при сортировке», окажется, что все молились одному богу только в разных обличьях и национальных одеждах. И все сторонники всех религий – хорошие, счастливые и годные к строевой. Так вот, если ты, помимо своего естественно-разумного поведения в природе и обществе, будешь еще придерживаться одной из религий (да, никто не скажет, что тут нет выбора!), которая наложит на тебя еще пунктов триста-четыреста дополнительных обязательств, кои ты должна будешь неотступно и беспрекословно выполнять, то с тобой: «а» – ничего плохого не должно случиться (зависит от Его планов), «б» – он тебе даст, ничего не требуя взамен, все, что ты только пожелаешь (конечно, в пределах разумного). Может быть. Если на то будет Его воля. Ведь никаких подписанных взаимных обязательств и заверенных нотариально договоров с печатями нет. Все ж на бескорыстно-добровольных началах, а на Бога нельзя давить! Да, что-то не так в этом божеском бескорыстии, не находишь? Как говорится, уберите два неправильных ответа. И знаешь, что во всем этом самое интересное? Что я ему нужен гораздо больше, чем он мне! Если, конечно, он мне вообще нужен. Меня всегда забавляет нарочито-показательное осуждение зла – убийств, насилия, «первородного греха» – всякими верующими, которые, разумеется, ничего общего с этим не имеют. Еще бы, мы ж открылись богу (какой-то боксерский термин, честное слово), несем Истину и Свет. Только вот, почему-то, они постоянно добавляют, что, не познав Тьму (причем, как следует – по самое не могу) невозможно ценить Свет. Поэтому, не было б меня, ввели бы кого-нибудь другого на эту роль, и если бы не печально известное древо знаний, нашлось бы какое-нибудь другое табуированное растение и табу это, не без помощи упомянутого ролевика, было бы непременно нарушено. В конце концов, преподаватель всегда найдет способ завалить студента на экзамене. Ах да, вы ж все это, сударыня, где-то и когда-то уже слышали… Ну, извини за повтор, только я подумал, что здесь как нигде и никогда это уместно подчеркнуть.
– Прямо оратор, – цокнула я языком. – Как по шпаргалке глаголешь: ни единой запинки. И облик выбрал соответствующий… Что-то мне слабо верится, что это не входило в ваш договор. Может, эта попытка вербовки, эта красочная демагогия, и есть настоящий тест?
– Все сомнения – от лукавого, – съязвил он. – Ты будешь смеяться, но это было действительно вне программы. Так сказать, свободное плавание, никак на результат сданного теста не влияющее – сюда тебе путь уже заказан. Не моя ты, не моя, как поется в одной песне. Это все было – от чистого сердца…
– Весьма тронута. Вот где настоящие бескорыстно-некоммерческие отношения…
– Просто я часто это повторяю, – продолжал Македонский, не замечая моей издевки, – таким вот «адвокатам»…
Вдруг у него что-то дилинькнуло Пятую симфонию Бетховена (ту самую, где «судьба стучится в дверь»). Из кармана своего халата он достал крошечный мобильный телефон.
– Да. А, привет. Нет, уже не занят. Угу. – На столике перед ним материализовалась шахматная доска с недоигранной партией. – Ага: слон «е-три» – «жэ-пять»… Ясно. Все. Пока. Перезвоню. – Он вернул телефон в карман, бормоча себе под нос: – Так… так-так-так, и что же мы имеем (или нас имеют)?.. А имеем мы… мы имеем, мат в пять ходов. Нет, похоже, все-таки нас имеют… Вот блин! Неужели и Северную Корею проср… пардон, мадам, проиграл… Ну, ладно, пять ходов – это еще бабушка надвое сказала…
– Кто это был? – обомлев, спросила я.
– Кто-кто, – проворчал он, не отрываясь от доски. – Угадай с двух раз, если это был не я. Кстати, в отличие от твоего Андрюшки, Он в адвокате не нуждается (хотя, как сказал один умный человек на Земле, Бога может извинить только то, что его не существует), так что твои услуги оплачены не будут. Можешь считать это тоже – в порядке бесплатной информации… – Он поднял на меня глаза: – Ну, я удовлетворил твое любопытство, или что-нибудь еще?
– Последний вопрос, – мрачно сказала я. – А если б я не сдала тест?
– Тогда бы у тебя еще был шанс. На Земле за твою жизнь еще продолжают бороться…
Дьявол сказал это, изучая свою шахматную партию. Сказал это так, будто сообщал мне, который час.
Не помню, как я дошла до двери. Но когда дошла, услышала за спиной голос Сатаны:
– Яна! Хотел бы я быть твоим другом.
Я ничего не ответила, и вышла из кабинета. В приемной мои одежды вдруг опять стали белыми: обыкновенное платье без рукавов, с синим ремешком. Миловидная вежливая секретарша (и никакой не поросенок!) показала мне выход – совсем не тот, с тремя шестерками, через который я сюда вошла. За этой обитой серой кожей дверью, с ажурной табличкой «ХОД», сразу был лифт. С Михаилом. Прямой.
Ну, что же ты, думала я, поднимаясь в круглой кабинке и отворачиваясь от архангела, не рада! Ты ж все прошла. Все выдержала. Выстрадала. Сейчас встретишься с Самим.
Радуйся!
Ну? Чего же ты ревешь?
А слезы всё текли.
…Я чувствовала вокруг прохладу и свежесть воздуха, в котором пахло мятой и цветами. По кубатуре Его офис был почти такой же, как и кабинет «оппонента» – он был тоже огромен. Но это их единственное сходство.
Все было в белых тонах.
Длинный стол с креслами и кнопками заменила большая клумба с цветами и небольшими деревьями, в которых пели птицы. Вместо камина был миниатюрный фонтанчик, а две боковые стены оказались вообще прозрачными, и сквозь них лился яркий свет, который, поначалу заставил меня щуриться. Потом уже я рассмотрела за ними белоснежные облака внизу и ясное сине-фиолетовое небо вверху, в котором горело какое-то крошечное голубое солнце. Единственное, что осталось неизменным, это маленький журнальный столик, на котором, вместо чернильницы и бумаги, стояли две дымящиеся чашки кофе (моего любимого, кстати), и удобные кресла, в одном из которых я сидела.
Вдоль клумбы, не спеша, прохаживался молодой мужчина в белой футболке и кремовых шортах и поливал цветы. Я Его сразу узнала, даже без нимба, который просто висел на веточке, наверно, чтоб не мешать…
– Я рад, что ты прошла испытание, Дитя мое, – сказал Он. – Я очень волновался. Но теперь знаю, что для тебя нет ничего более важного, чем Любовь и Жизнь. И извини за то, что тебе пришлось подождать в моей приемной: сама понимаешь, сколько народу… И каждому нужно индивидуальное внимание.
– Это Вы… – только и смогла вымолвить я.
– Не «вы», а «ты», деточка. «Ты». И давай без больших букв: как мне осточерт… тьфу, надоела вся эта помпезность… Мы тут вообще все друзья. Мне ведь не нужно поклонение, мне нужна искренняя дружба и любовь. – Он улыбнулся. – И не смотри, что я без бороды. Сбрил. За тысячи лет любая борода надоест. В конце концов, всем хочется выглядеть моложе. Да, ты – опять в раю. Хотя, честно говоря, недолюбливаю я все эти определения: «рай – не рай», «Царствие Небесное», «Нирвана»… Это просто обыкновенный, нормальный мир, где НЕТ ЗЛА. Такой должна быть вся Вселенная. Что мы и пытаемся воплотить. Люди на Земле почему-то внушили себе тезис о равновесии добра и зла (ну, ты сама знаешь: инь и янь, белое и черное, «единство и борьба противоположностей»…). Впрочем, мы все здесь знаем, почему они так решили и чья это работа. Разумеется, на самом деле это неверно. – Он вздохнул, трогая лепестки нарциссов. – По крайней мере, в отношении зла. Зло не имеет смысла. Оно не может поддерживать никакого равновесия. В бесконечной Вселенной хватит места всему, что создано Любовью. В ней не хватит места только злу. Потому что оно запрограммировано на самоуничтожение. Оно не вечно, даже если ему ничего не противопоставлять. Знаю, тебе только что говорили, что Добра и Зла нет вообще, и так далее – все, что с этим связано (старая-старая сказка). Скажу тебе прямо: это – теория хаоса в философском исполнении, очень удобная для установления мирового беспредела. Сама по себе – разрушающая сила. Да ты бери кофе, пока не остыл, не стесняйся…
Я смотрела на него и думала: почему-то практически ни в одном фильме, где хоть как-то изображается, скажем, путешествие на «тот свет» или просто потусторонний мир, Его Самого не показывают. Его разнообразных ангелов, агентов и даже (неслыханная дерзость!) Его бюрократию – сколько угодно. Но не Его! Боятся ошибиться, что будет приравнено к богохульству? Это, наверное, от недостатка ума и фантазии.
– Ай-ай-ай… – покачал головой «Садовник», который видел меня насквозь. – Не судите, как говорится. Это не от недостатка ума и фантазии, это элементарное соблюдение авторских прав.
– Да, – сказала я, взяв чашку с кофе, – правда, соблюдают их почему-то не все и как-то выборочно по отношению к авторам.
– Да и не всегда, чего уж греха таить. Но это уже – разговор отдельный. Который по душам будет вестись в свое время и с кем надо. А в твою душу, я вижу, уже внесено зерно сомнения. В последние полдня ты обо мне столько наслушалась всякого… «хорошего». И все одно и то же, одно и то же… Меняется только форма и этикетка.
– Ну, это слабо походило на искушение.
– А ты думала, что он тебе будет предлагать все сокровища Мира и молочные реки с кисельными берегами в довесок? Не те времена. Он поумнел, стал хитрее и изощреннее, всегда бередит самое наболевшее, умело манипулирует неоднозначными пока еще для людей понятиями. Но суть всего этого остается прежней. Обыкновенные разговоры атеистов-неудачников, оказавшихся на обочине Жизни и готовых за любое свое спотыкание на лестничной площадке винить кого угодно, только не себя. А цель все равно одна – власть.
– Врожденную болезнь или страшную авиакатастрофу трудно назвать спотыканием на лестничной площадке, – вдруг сказала я, и не узнала свой голос, настолько он был холодным. Чужим.
– Это – для вас. А для меня, или даже в масштабах этой вселенной… Я – вечен и бесконечен. А как сказал на Земле один наш общий знакомый, любой отрезок длины по сравнению с бесконечностью равен нулю.
– Даже наши души? Наш внутренний мир?
Садовник грустно рассмеялся.
– Да-а, мои адепты на Земле явно перестарались. Безусловно, вы все – целые миры, чрезвычайно многогранные и загадочные (я старался). Но неужели ты действительно считала, что они, эти миры, бесконечны? Ты уж извини меня за откровенность, но сейчас ведь, как нигде и никогда, разговор должен идти начистоту, без всяких задних мыслей и недомолвок, верно? – он подошел к столику, сел в кресло напротив меня и взял свою чашку кофе. – Вижу, сейчас ты ждешь от меня только одного: ответов. Изволь.
Картина за прозрачными стенами стала резко меняться.
Облака ушли вниз, прижавшись к земле, в чернеющем небе появились звезды. Сине-фиолетовая планета провалилась в черную бездну и исчезла в сиянии своего солнца, которое в свою очередь крошечной искоркой слилось с множеством звезд галактики. Вскоре и эта огромная звездная система превратилась в еле заметное пятнышко тумана, затерявшееся в бесконечной беззвездной тьме среди миллиардов таких же пятнышек. Все уносилось в даль, и, наконец, я увидела саму структуру этой вселенной – бесконечная трехмерная «рыбацкая сеть», сотканная из бесчисленного количества скоплений галактик.
Эта «сеть» величественно расширялась, словно была натянута на какой-то невероятный надувающийся шар, тускнела и краснела. Однако ее расширение замедлялось, пока, наконец, не остановилось вовсе. На несколько мгновений все застыло, потом пошло вспять: гигантский «шар» начали сдувать, вселенская сеть стала сжиматься, причем все ускоряющимися темпами. Для меня почему-то было очевидно, что вселенная не удаляется от нас, а именно сжимается, коллапсирует, опадает в себя. В конечном итоге она ужалась в точку – космологическую сингулярность, – невероятно тугой и запутанный клубок материи и многомерного пространства, за чем последовал Большой взрыв. Я думала, что ослепну от этого чудовищного всеобъемлющего Света. Он был всех диапазонов волн. Я это как-то знала, хотя мои глаза, понятно, воспринимали только ничтожную часть электромагнитного спектра.
Потом, разлетающаяся во все стороны материя, ставшая опять первичной, начала дробиться на газовые облака, из которых вновь возникли звезды и галактики, стали вспыхивать сверхновые, обогащая вселенную новой материей, уже с добавкой тяжелых веществ, собирающуюся в свою очередь в новые поколения звезд и землеподобные планеты вокруг них… Это действо происходило в сильно ускоренном темпе времени, и вот я вижу уже знакомую, медленно расширяющуюся, «рыбацкую сеть».
И все начинается сначала.
Чтобы повториться бесконечное количество раз.
– Это было почти вечность тому назад, – начал он, – и на почти бесконечном физическом отделении от вашей вселенной, которую вы называете Вселенной с заглавной буквы. Это – моя Первичная вселенная. Как видишь, она Пульсирующая. Причем с периодом всего в каких-то сто миллиардов лет. Конечно, для обычных цивилизаций, которые живут максимум десять-двадцать миллионов лет, этого времени – с головой, но у биомассы вообще здесь не было будущего: сингулярность между циклами уничтожает решительно все, каждый раз все начиная, что называется, с чистого листа. И сообществу, которое смогло бы выйти на стадию вечного существования, пришлось бы крепко задуматься. Так вот, в «один прекрасный цикл» такое сообщество появилось. Вначале это была конфедерация пяти звезд, расположенных неподалеку друг от друга, расы которых давно организовали надежные связи между собой – так называемая Конфедерация пяти. Затем был естественный ход вещей для бурно развивающегося ищущего разума: переход на Устойчивое развитие, экспансия на галактику и освоение всех ее ресурсов, развитие высоких технологий, в том числе и ментальной кибербиологии с последующим созданием коллективного разума, теоретическое изучение самой сути вселенной и жизни, познание их самых фундаментальных законов. К началу экспансии за пределы галактики Конфедерация была уже настоящей сверхцивилизацией сверхсуществ, которым не грозило решительно ничего. Всякие гиперпространства, нуль-переходы, телепатия, бессмертие (и биологическое в том числе) – все это уже в прошлом. Как говорится, каждому по планете, от каждого по звезде. Тем более, что звезды теперь зажигали буквально на уроках природоведения. Дальнюю вселенную – другие галактики и пространства, Конфедерация покоряла уже шутя и зевая. Встречающиеся ей иногда наиболее перспективные расы она начинала рецессировать – брала под опеку, вливая их потом (после биологической смерти) в свой общий банк энергии – энергии Света. Почему Света? Потому что почти у всех рас с добром ассоциируется именно свет. Это было и легко и забавно: достаточно представиться аборигенам их Богом, понятно предоставив при этом «все необходимые доказательства» и показав перспективу для их душ, как они сами отдают эти свои души и готовы идти за тобой хоть на край вселенной. Не все индивидуумы, конечно, но Конфедерации хватало. Правда, когда с развитием науки неверие увеличивалось, приходилось корректировать развитие – или угнетая его, или внушив им, что наука если и не доказывает существование Бога со всей очевидностью, то, уж во всяком случае, никак не может его опровергнуть.
В общем, Сообщество Света, как теперь называлась Конфедерация, благополучно разрослось на значительную часть той вселенной. Миллиарды лет его существование было абсолютно безоблачным пока… Когда вселенная практически прекратила свое расширение, тут-то наша сверхцивилизация и вспомнила, что она неуязвима только почти. Почти. Очередная космологическая сингулярность, в которую предстоит сжаться вселенной, когда перестанут существовать сами пространство и время, уничтожит всё и всех. Даже Сообщество Света. Вовсю заработал коллективный разум. То есть, нельзя сказать, что он и раньше не работал над этой проблемой, но сейчас настал критический период: надо было немедленно что-то делать пока, вселенная не перешла к необратимому коллапсу. Тогда уже ничто не поможет. Собственно, что делать было известно даже ребенку, причем еще с тех доисторических времен, когда члены Сообщества сидели по своим материнским планетам и даже не летали в космос: изменить геометрию пространства. А вот как это сделать?.. Ты будешь смеяться, но ответ на этот вопрос тоже лежал на поверхности. Надо просто стать этим пространством. Самой вселенной, если хочешь. Интегрированным разумом. Единым фундаментальным существом и личностью. По крайней мере, ничего лучшего тогда коллективный разум придумать не мог. Были, конечно, и другие предложения и пожелания, но они требовали серьезной доработки, а времени не было. Нет, дело было, опять же, не в техническом исполнении (интеграция сущностей давно не была проблемой), дело было в выборе. Потерять саму свою личность, индивидуальность (не говоря уж о всяких там личных галактиках с уютными планетками под ласковыми солнышками), растворившись в одном цельном мегасуществе, однако спастись; или просто погибнуть со всей этой собственностью, исчезнуть без следа в глобальной катастрофе. Правда, только через пятьдесят миллиардов лет, но что такое пятьдесят миллиардов лет для бессмертных! Конечно, за это время, возможно, что-то и придумали бы, но риск был большим.
И это, пожалуй, был самый трудный выбор в истории Сообщества. Это было очень похоже на сливание в общий банк энергии для рецессируемых рас, в который теперь «сливались» их хозяева. Многие говорили, что лучше смерть. Однако инстинкт самосохранения все же взял верх. Миллиарды миллиардов сущностей стали единым и неделимым могучим организмом, идентичным той вселенной, который выгнул пространство в другую сторону и его сжатие было уже исключено. Вселенная из Пульсирующей превратилась в Открытую, расширяющуюся в бесконечность.
Я увидела, как затормозившая было расширение «рыбацкая сеть» опять начала расти. Она мне вдруг показалась каким-то исполинским многомерным пузырем, вздутие которого не имеет предела.
Мой собеседник поставил на стол свою чашку. Почмокал языком.
– Чего-то не хватает… – вздохнул он. – В этом кофе. Не находишь? Эх, все приходится делать самому…
На мой взгляд и вкус, в кофе всего хватало. Но когда я отхлебнула из моей чашки в следующее мгновение, этот кофе мне показался просто потрясающим, неповторимым. Насколько этот напиток вообще может быть потрясающим и неповторимым.
– Однако я отвлекся. Справедливости ради надо сказать, что этим вселенским мегасуществом стали все-таки не все. Особо непримиримые, знаешь, из тех «лучше смерть, чем…», или из тех, кто считал, что проблему можно было решить по-другому, так и остались отдельными личностями. Несмотря на Принуждение. Они и до этого постоянно, как говорится, мутили сингулярность со своей, как вы говорите, фишкой «свободы и самоопределения», мешая даже рецессировать расы. Среди них особо отличался один физик-кибербиолог – законченный корыстный индивидуалист. Угадай с одного раза, как его звали? Почти. Сатанал. Нет, к ним, свободолюбивым нашим, не применялось никаких репрессивных мер после Слияния. Они сами как-то рассосались, куда-то делись, найдя, очевидно, ходы в другие вселенные – порталы: ведь они, непримиримые эти, хоть и остались отдельными, но были все-таки сверхсуществами. Которым, почему-то было противно оставаться в той вселенной, считай, жить во всемогущем мегаорганизме – Высшем Разуме, как сказали бы на Земле… Однако это еще не вся история. Собственно, нашему единому суперсуществу оставалось сделать только один, последний шаг – перейти на стадию бытия вне пространства-времени этой Первичной вселенной. Если угодно, стать над ней. Что вскоре и произошло, учитывая сверхскоростной рост энергии и уровня развития этого, таки уже высшего, разума. И вот – Конечная остановка, Абсолют, Высший Разум, Создатель, самая фундаментальная Единая Личность… называй, как хочешь. Наша единая мегаличность совместилась с самой, что ни на есть фундаментальной субстанцией, из которой только и рождаются все вселенные – Первичным вакуумом.
Расширяющаяся за прозрачными стенами вселенная вдруг стала крошечным пузырьком в этой первичной, бесконечной и многомерной субстанции. Субстанции, похожей на невообразимый кипящий котел с бесчисленным множеством пузырьков-вселенных, отделенных одна от другой непреодолимыми многомерными барьерами. Каждая из этих вселенных, одни из которых сжимались, другие – расширялись, была уникальна, со своим, строго определенным, числом измерений и набором физических констант…
Это невозможно описать словами. Это невозможно даже вообразить «несовершенным человеческим разумом», если говорить философскими штампами.
Это нужно только видеть.
Он поднялся со своего кресла, неспешно подошел к «стене» (казалось, ее там давно уже не было) и покатал пальцем один «пузырек».
– Я боялся, – сказал Он, вздыхая, – что это место уже занято. Точнее, я был почти уверен в этом. И каково же было мое удивление (и радость), когда я обнаружил, что нет! Обобщенный парадокс Ферми: бесконечное время и пространство рано или поздно обязательно должно порождать сверхсущностей, и, в конечном итоге, Бога. Но Его нет… не было. Никогда не думал, что признаю это, но атеисты оказались правы… Впрочем, сейчас это уже не важно. Когда я неопределенно долго и есть этот самый Первичный вакуум вне пространства и вне времени, Начало и Конец, разговоры о том, что первично, Разум или Материя, теряет всякий смысл. Теперь ответь мне на такой вопрос, как ты думаешь, что должен чувствовать тот, кто всемогущ, вездесущ, вечен и бесконечен? Нигде и никогда для него не существует ни единого вопроса, ни единой загадки, а все сущее (все!) в сравнении с ним равно нулю.
– Я бы удавилась, – лаконично и не раздумывая ответила я.
– И для этого нужно было спасаться от сингулярности? – рассмеялся он. – Хотя это – один из очень возможных ответов на парадокс Ферми: почему мое место оказалось свободным. Для такого, как я, после того, как он наиграется пузырями вселенных, в стратегические войнушки со своими «оппонентами», в дочки-матери и в друзья-враги с разными расами, единственным развлечением и смыслом существования остаются парадоксы. Вроде знаменитого парадокса Бога. Знаешь: если Бог всемогущ, то почему он не может создать камень, который сам бы не смог поднять. Упрощенно, конечно, но по сути. А иначе (ты в правильном направлении мыслишь) – только скука. Всепоглощающая, всеобъемлющая скука, от которой нет спасения. Нет, не подумай только, что для меня все эти парадоксы неразрешимы – для меня, как ты помнишь, нерешенных вопросов давно не существует. Но хоть какое-то занятие, разминка для ума… – Он сделал небольшую паузу, прохаживаясь по комнате. И добавил: – Что-нибудь еще хочешь узнать, девочка моя?
За стенами офиса опять восстановился первоначальный пейзаж – воздушное пространство красивой планеты.
А я опять сидела, как оглушенная. Второй раз за сегодня. Впрочем, чего ж ты ждала от «того света»? Девочка. Однако после того, что я здесь узнала, меня осталось только убить… Как говорится.
Черта с два (извиняюсь) меня пустят обратно на Землю. По крайней мере, в моем прежнем облике и с этим багажом знаний. Мне вдруг стало зябко. Меня совсем не грела вся эта открытость и Откровение – информация, за которую многие ученые на Земле, не торгуясь, отдали бы все свои конечности и выпирающие из тела органы в придачу.
Потому что это означало – мой земной путь окончен.
«У матросов нет вопросов»…
– Что будет с ним? – спросила я то, что для меня было действительно важно. – С Андреем?
Он улыбнулся, подошел и вытер мне слезы своими большими теплыми руками.
– С ним все будет в порядке. Обещаю.
И тут, в заднем кармане его шортов что-то знакомо пискнуло. На этот раз Лунную сонату (популярен здесь Бетховен). Он прислонил мобилку к уху:
– Я же сказал: меня нет! Ну хорошо, давай. Ладья е-восемь – е-шесть? Ладно, все. До связи.
Он подошел к торцевой стене зала с громадной голографической картой мира, и склонился над широким карнизом, выступающим из этой стены. Только сейчас я заметила там… шахматную партию.
– Скучно… – вздохнул Гроссмейстер, изучая игру.
А я вдруг подумала, что нет ничего хуже, чем прикидывающееся добром нечто, которое этим добром в принципе не является…
Да и аббревиатура у его Сообщества Света какая-то неприятная… Особенно, в сочетании с другой Его аббревиатурой…
– Ну, так ты со мной? – вдруг спросил он, поворачиваясь ко мне, и прерывая мои заблудшие не туда мысли. Странный вопрос. Ведь я, казалось бы, прошла тест… – Да прошла. Но я же даю всем выбор. Или забыла? Я никого силой в свои друзья не тяну. Если кто-то, даже пройдя тест, все еще сомневается, я готов подождать. Вопрос времени, как ты сама понимаешь, здесь не стоит. В тебе я вижу сомнения… Поэтому, на данный момент могу предложить тебе три основных варианта. Первое: слиться с общей Массой Света. Ты обретешь, наконец, долгожданный покой – вечный, радостный и сладкий сон. Из тех, что тебе порой снились там, и не хотелось просыпаться… Второе, ты можешь стать одним из ангелов. И третье, это для неопределившихся, – Наблюдатель. Или Странник, если тебе так удобней. Выбирай.
Выбор.
Вечная кома, оловянные солдатики, бок о бок с якобы моими нерожденными детьми (как будто, кроме меня, их рожать некому), или неприкаянная душа. Это если по-простому. Впрочем, наверное, это – что-то со мной. Наверное, я многого хочу. Наверное, это мой характер. Гордыня. Кто ты такая, чтоб так про это говорить??? Кто ты такая, чтоб требовать чего-то большего?! Еще большего?!!
Мне ведь добра желают.
Нельзя же так…
– А можно назад? – делаю я фол последней надежды. Хотя надежды – никакой. – Я готова забыть ВСЕ, что тут слышала и видела.
– Увы, дитя мое, увы. Поздно. Для этой формы. Можно только через роды. Хочешь?
И все начинать сначала? Опять пеленки-памперсы и… все-все-все, что за этим тянется?.. А там – всякие войны, катастрофы, автомобили… Нет уж, спасибо.
– А война будет? Мировая.
Это был мой последний вопрос.
– СКУЧНО… – вместо ответа услышала я.
…Прошла ничтожная часть вечности. Но уже давно нет ни Земли, ни Солнца. А галактики в этой сильно расширившейся Вселенной из величественных звездных систем рассыпались в чудовищно далеко разнесенные друг от друга скопленьица невзрачных красных карликов – самых долгоживущих звезд, – и оставшихся от нормальных звезд обугленных головешек да пыли. Стоит ли говорить о каком-то человечестве, всегда почему-то считавшем, что за него самоотверженно борется вся Вселенная, сталкивая силы «Добра» и «Зла»? После всяких там мировых войн – и Третьих, и Четвертых, и Пятых… – его (человечества, в смысле) остатки ассимилировались, растворились в других более развитых расах, которые, в свою очередь, рассасывались на задворках следующих по уровню разумов, несмотря ни на что так и не достигавших уровня «сверх», и тоже исчезавших во тьме миллиардов веков…
Я все это видела. Не спрашивайте, как и в какой форме.
Потому что я – Наблюдатель.
Я видела рождения звезд, гибель планет, падения цивилизаций. Причем не только в нашей Вселенной, – вечно расширяющемся пузырьке в теле Первичного вакуума. И везде, во всех вселенных, – бесконечно разнообразных физически (смерть парадигмам), одни из которых расширялись, другие – сжимались, третьи вообще застыли (а были и такие, где динамику испытывали только некоторые измерения), и за какие-то секунды в одних проходили миллиарды лет в других, – во всех этих пузырьках всегда было одно и тоже.
Непрекращающаяся борьба «Добра» со «Злом».
Причем, за первое почти все принимают то, что хорошо лично для них (скажем, продление их никчемного существования и их же благополучие), а за второе – объективную реальность, естественный ход вещей. То, чего они стоят на самом деле.
И везде, – УСС – Умирающий Со Скуки, как я Его прозвала (он не обижается), забавляющийся парадоксами, готовый на очередной свой шахматный прожект потратить неопределенное количество своих ангелов, или общей «Энергии Света», составленной из навечно упокоившихся «верных рабов Его». О его «оппоненте» я редко слышу нечто, заслуживающее доверие. В основном, – известная пропаганда. «Рай-информ», что называется.
Как вы, наверное, уже поняли, я – до сих пор сомневающаяся. Причем, после того, что я видела в последние девяносто биллионов лет, мои сомнения только усилились. Информированность – главный враг веры, и лучше уже не скажешь.
Не хочу больше ничего видеть и слышать. Вообще ничего не хочу.
Надоело.
Тоска.
Но надо что-то выбирать. Таковы уж «правила Космической Игры». Слиться в Банк энергии, и забыться, наконец, в «вечном покое»? Может, у меня будет миллиард-другой лет этого сладостного сна, а там – пусть меня сжигают в каком-нибудь божьем промысле… Главное, что это мгновенно и безболезненно. Невозможно передать словами, на что я сейчас готова, чтоб хотя бы на день, на час, вернутся туда, в незапамятные времена, на доисторическую планету Земля, к нему! Где я была действительно счастлива…
И все это забыть, как страшный сон…
Стоп!
В бесконечном межгалактическом мраке я вдруг заметила нуль-зонд – поисковую капсулу, какие в теперешней Вселенной используются только самыми развитыми, почти «сверх», цивилизациями для разведки новых миров, ставших сейчас дефицитом. Для преодоления современных немыслимо громадных межгалактических пустот нужен только нуль-зонд, использующий при перемещении на сверхдальние расстояния самое фундаментальное пространство. Да-да, тот самый Первичный вакуум. В принципе, на этом зонде можно было сигануть и в другую вселенную… Если бы можно было точно знать, что в той, другой, вселенной не перестанут существовать и зонд, и путешественник – по простой причине других физических законов.
Похожая на стеклянную полусферу десятиметрового диаметра одиночная капсула, появилась в обычном пространстве всего в нескольких световых минутах от точки моей энергетической локализации и медленно перемещалась в мою сторону. Как будто что-то выискивая. Адмаки, определила я по опознавательным знакам. Но что им здесь понадобилось, посреди этой вселенской пустыни?
Я присмотрелась…
Не может быть!
– Ну, здравствуй, – сказал Андрей. – Как же долго я тебя искал!..
Я стояла перед ним, материализовавшись в этой капсуле, и для меня больше ничего не существовало. Нет, это был именно он, мой Андрей, а не кто-то принявший его форму. Я была в этом уверена. Я это чувствовала.
– Но как?.. – только и смогла сказать я.
– Удивлена?
Я уж думала, что меня больше никто и ничто не может удивить…
– Знаю. Но это не обман и не провокация. Это – действительно я. Здесь и сейчас. Все дело в том, что… я-то не разрывал с ним контракт. Более того, когда с тобой произошел этот… несчастный случай, я еще не заключал ни с кем никаких контрактов.
– Но я…
Он приложил свои пальцы к моим губам. Эти нежные теплые руки… К которым хочется прижаться навечно.
– Я знаю, любимая. Я всё знаю… На Земле (да и не только) мы все жили в обмане. Но теперь для нас с тобой это в прошлом, и не будем больше об этом. У нас впереди – целая вечность. Только ты и я.
Мы крепко прижались друг к другу. Тот случай, когда слова не нужны. Они только мешают. Все проходит, даже сама Вселенная – ничтожный пузырек пространства-времени, сгорающий дотла. Но любовь, настоящая любовь…
– Мне было плохо без тебя, – шепнул он, – и я готов потратить на поиски еще одну вечность.
О чем еще может мечтать женщина, когда мужчина – любимый мужчина! – ей говорит такое?
– Ты, главное, не бойся, – вдруг сказал он. – Я – с тобой.
– Чего мне боятся?.. – не поняла я.
И в этот момент вдруг все стало… меркнуть! Притупляться. Всем своим существом я почувствовала нечто неизбежное, надвигающееся, наваливающееся со всех сторон. И я поняла, что это надвигается Тьма.
Тьма, которую нельзя увидеть. Ее нельзя даже представить. Ее можно только почувствовать. И то – в самый последний момент. Это был Конец, Ничто, Небытие.
Пустота.
Для меня вдруг стала очевидна одна, такая естественная, но чудовищная, разрывающая сердце вещь. С которой невозможно смирится. Выходит, все это (ВСЕ!) было всего лишь…
Последние пять минут – злая шутка хватающегося за жизнь мозга.
А я поверила. Мы все живем обманом… И все-таки, я рада, что у меня были эти пять минут, которые, хотя бы в конце, позволили мне понять, каким я была человеком.
Но все равно – это несправедливо. Страшно. Мама! Андрей! Не оставляйте меня.
Я не хочу!..
Нет!
И в момент, когда уже почти все померкло, стихло и похолодело, я почувствовала прикосновение к своим губам. Я бы его никогда ни с чем не спутала. Казалось, это был поцелуй самой любви. И знаете, после него вся эта темень стала такой несущественной…
Это было последним, что я почувствовала.
Счастливой я все-таки была…
Эпилог
– Оставь, парень, – грустно сказал Андрею склонившийся над телом незнакомец с греческим профилем. – Мы уже ничего не сделаем: пять минут прошло. Она умерла. Да вот уже и «скорая» едет.
Вдали уже были слышны приближающиеся сирены. Андрей, в отчаянии, последний раз сделал ей искусственное дыхание, поднял взгляд к небу и из самой его груди вырвался крик, от которого, казалось, содрогнулся весь город:
– Не-ет!!!
Потом он последний раз прижался своими губами к ее губам.
…На асфальте лежала молодая красивая девушка в вечернем платье и своими ясными, широко открытыми глазами смотрела в безоблачное небо. Даже смерть не могла нарушить ее красоты. Казалось, она слегка улыбалась.
Впрочем, это могло показаться только тому, кто ее любил.
Николаев, 24 мая 2000 г.
Иллюстрации: Любовь Николаева.
Если у вас появилось желание и имеется возможность поддержать моё творчество материально – отправляйте ваши добровольные пожертвования сюда:
RAIFFEISENLANDESBANK NOE-WIEN
Vyacheslav Chubenko
IBAN: AT54 3200 0000 1155 5497
BIC: RLNWATWW
.
СПАСИБО!
