ВЫБРАКОВКА
Читайте увлекательное начало этой истории в рассказе ЗАЩИТНАЯ РЕАКЦИЯ.
Фэнтезийный рассказ
Бог есть Любовь.
Библия. 1Иоан 4:16
А в городах сих народов,
которых Господь Бог твой даёт тебе во владение,
не оставляй в живых ни одной души.
Библия. Второзаконие 20:16
ПРОЛОГ
…Он ступал вдоль шеренги и раздавал стоявшим в ней задания. Как всегда, неспешно. Так и хотелось сказать, прогуливался. Меланхолически. Задумчиво… Будто рисовал свою очередную Картину.
А куда ему спешить?..
Художник.
Под ногами была раскаленная каменная пустыня какой-то горячей планеты, на которой туманом лежала серно-кислотная взвесь. Но это – не важно: под ногами могло быть всё, что угодно. Видимо, лазурные берега всякие ему уже надоели…
Но вот подошел он, наконец, к Кириллу. После Гавриила.
– А тебе, сына, – вымолвил он, – достаётся Выбраковка. Уж не обессудь.
– Что – опять?.. Когда ж Ты уже брак выпускать перестанешь?
– Я не выпускаю брак, мой мальчик, – сказал он, загадочно улыбнувшись. А про себя, хлопая Кирилла по плечу, подумал:
«О, какие пошли разговорчики!.. В строю. Так и договариваются до Падшего. Один уже договорился. Проучить бы… – чтоб неповадно…».
* * *
Кирпич, конечно, всегда может на голову упасть. Но обычно это происходит не так буквально.
Черный юмор – тоже юмор.
Нет, она могла, разумеется, крикнуть через улицу рабочему, который был на стройке, на «верхотуре», нависающей над тротуаром… Обратить его драгоценное внимание на находящийся рядом с ним кирпич и на то, что расположение последнего удовлетворяет только одной норме: «норме гравитации». В том смысле, что достаточно и дуновения ветерка, переминания с ноги на ногу, ну, или еще какого катаклизма, как этот неустойчивый во всех отношениях кирпич начнет на себе проверять закон земного притяжения. Который сбоев еще не давал. При этом она могла бы еще заметить, что, падая с такой высоты, кирпич по достижении земли приобретет столь большую кинетическую энергию, что любой череп для него будет – как переспелый помидор. Не говоря уже о мягких тканях…
Впрочем, она могла всего этого и не говорить: просто проорать «Э-э-э!», выразительно показывая вверх, – что она только и была способна в данных обстоятельствах (на людях, то есть) делать. Хотя тут и здоровый, кроме этого «Э!», вряд ли изобрел бы что-то существенно лучшее. Но все бы поняли!
Однако она не шелохнулась. Нет, она была совсем не злой! Во дворе её все любили, в школе… Шесть тысяч друзей в Фейсбуке, пять тысяч в Твитере. В Одноклассниках тоже… кое-кто еще оставался…
Но сейчас у нее в руках был айпод… И его десяти тысяч пиксельная камера наготове… И колонна школьников с вожатой «выруливала» из-за угла… И так хотелось увидеть воплощение в реальности этого штампа про «кирпич на голову»…
Увидела.
* * *
«Убойный» вызвали разве что для проформы. Дело-то очевидное. Максимум, что тут можно пришить – преступную халатность. Обыкновенный несчастный случай. Хоть и ужасный. Зрелище – атас!
Да еще детворы полно… Тут ты говоришь со своей молоденькой вожатой, глазки ей строишь, а в следующий момент… Её уже нет. Оно ведь только в анекдотах про кирпичи всякие смешно… Будет, в общем, психологам «внеурочная» работа.
Короче, кошмар любого следователя, а не дело. Впрочем, какое дело в «убойном» – не кошмар?
Главное – прессу отогнать. Этого еще в эфире не хватало!
И что характерно – никто не может сказать, что именно произошло! Свидетелей целый класс, но что это за «свидетели», понятно. Рабочий сверху – тот самый, которому и влетит больше всех, – тоже ничего не понял. Даже не заметил, как кирпич улетел. Только когда услышал стук внизу и вопли, начал понимать, что «что-то не так».
И только один внятный свидетель нашелся – на другой стороне улицы. Точнее, свидетельница. Девушка в электрической инвалидной коляске. А еще точнее, – девочка-подросток. Она не только все видела, но и запечатлела происшествие на свой айпод! От начала до конца! Идеальный свидетель, что называется!
«У этой что – тоже ‚защитная реакция‘?», – подумалось следователю невпопад. В конце концов, и она могла не заметить этот кирпич – как и все. А еще чего доброго и поехать под него…
Однако она тоже была в шоке и связно говорить не могла (если она вообще могла это делать).
– Я не хотела… – лепетала она в слезах. – Я только хотела… э-э… Это… Я хотел… хотела!.. Я могла их предупредить!
Впрочем, не в таком уж она была и шоке, если успела отправить все эти видео- и фотоматериалы на свой гугл-диск в интернете. Ну, хорошо хоть, что не на Фейсбук!.. Айпод, понятно, пришлось изъять. На время.
Дело закрыто, как говорится.
– Ты все еще в файлах этого монстрика малолетнего копаешься, Михалыч? – сказал следователю его напарник, лейтенант Куртнев, собираясь домой и складывая своё табельное оружие в сейф.
Было уже далеко за девять вечера, участок давно опустел, а старший следователь полковник Андрейчук всё еще что-то высматривал в «личном деле» этой девочки на коляске. Но вот что, пока и сам не знал. Дело-то её – скорей для психолога…
С её гугл-диска были, конечно, изъяты все материалы касательно данного происшествия, но что там еще обнаружилось!.. Собственно, ничего, чего бы не было в интернете, однако такому «иконостасу» мог бы позавидовать любой серийный маньяк! Или патолог. Кадры и видео стихийных бедствий, техногенных катастроф, мест преступления и… трупы! Мертвые тела всех возможных видов, во всех возможных положениях и местах. И далеко не только из фильмов – куча настоящих!
Ну и что?! Подумаешь, чего только не бывает с человеком, особенно – с больным. Криминала-то здесь все равно никакого. Только определенные психиатрические выводы… Некрофилия – не преступление. Максимум психиатрия. Конечно, если только она не выходит за рамки простого рассматривания фотографий. В конце концов, все мы где-то некроманты – учитывая самые популярные и классические произведения литературы и искусства. А у православной церкви, например, с её всевозможными мощами, так и вообще, прости господи, некрофилия – в основе. Только называется по-другому.
И все-таки что-то следователя беспокоило… Что-то здесь было… Он это чувствовал.
– Не знаю… – отозвался следователь, вчитываясь в ее краткую биографию. – Нашу «чуйку» еще никто не отменял. Что-то тут не так…
…Папа преподаватель на инязе в местном универе, мама… ого!.. и вовсе – астроном в городской обсерватории. Это – что касается генетики. Ну да, распределение специальностей не вполне традиционное, но от этого маньяками уж точно не становятся.
Вообще-то тот пострадавший класс был из её школы – параллельный тому, в котором училась она сама. В этот день класс устраивал экскурсию в музей, и девочка попросилась взять её с собой. То есть она должна была быть с ними, под той стройкой! Но что-то неведомое дернуло ее опередить детей, переехать на другую сторону улицы и начать снимать этот треклятый кирпич!..
– Да ладно, Михалыч! Несчастный случай и потенциальное чудовище, которое чудовищем так и не станет – в силу известных объективных обстоятельств. Дело закрыто! Давай – по домам. Пивка тяпнем по пути… А может, чего и покрепче.
Андрейчук поставил на гибернацию свой служебный компьютер и закрыл свой личный ноутбук.
– Ладно, пошли, – вздохнул он, вставая из-за стола. – Утро вечера мудренее. Однако чудовищами не рождаются…
– Ну да! – согласился Куртнев, усмехнувшись. – Однако посмотрел бы я на нас с тобой, если б еще во младенчестве мы на всю жизнь сели в инвалидную коляску. И все – из-за какой-то галимой прививки…
– О! – дошло, наконец, до следователя. – Вот-оно-попалось! Прививка!
Он уселся обратно за свой стол и опять включил комп. Напарнику же, видя его недоуменно-разочарованный взгляд, сказал:
– Ты иди, Санёк, отдыхай! Я догоню.
– Так может, это – помочь?
– Ты уже помог. Я тут просто кое-что проверю…
– Тогда до завтра! – сказал напарник, хмыкнув. И добавил, выходя из кабинета: – Знаем мы, как ты догонишь…
* * *
В квартире Сонечки Кранец – так звали ту девочку – следователь прошел для начала в её комнату – пока мать на кухне чаёк делала. Электроколяска стояла в прихожей.
«Плазма» на стене, ха-дэ-приставки всякие, огромный ноутбук на письменном столе у окна… Полный «техно-фарш», в общем. Сонечка сидела у стола в огромном вращающемся кресле.
«Наверно, многие её здоровые сверстники мечтают оказаться на ее месте, – назойливо влезла в голову циничная мысль. – А она – на их». Вслух же следователь сказал:
– Здравствуй! Ну, меня ты уже знаешь, так?
– Да, Анатолий Михайлович, – ответила девочка. – Здравствуйте.
Что-то он не припоминал, что представлялся ей по имени-отчеству… Да нет – наверняка представлялся!
Он подошел к её компьютеру.
– Двадцатиядерный? – начал Андейчук. – Три с половиной гигагерц, двадцать пять терабайт хард, дополнительный виртуальный монитор… Хороший аппарат.
– А я у вас там что, на учете уже, да? – как-то обреченно сказала вдруг Соня. – Как потенциальная малолетняя преступница?
Следователь едва сдержал улыбку.
– С чего это вдруг?! Кто тебе сказал?
– Ну, я ж могла это предотвратить? Предупредить. А я… Я ведь должна была быть с ними!..
Андрейчук вздохнул. Она б еще сказала «на её месте»! И постарался ответить как можно более обыденно, почти беспечно:
– Как тебе уже говорили, в случившемся нет никакой твоей вины. Это правда. И ни на какой «учет» или «заметку» тебя никто ставить не собирается. Во всяком случае, как какую-то преступницу. А вот над предупреждением происшествий тебе надо б еще поработать. – И он решил добавить, подмигнув: – Если ты хочешь когда-нибудь в будущем работать у нас.
У девочки заметно блеснули глазки.
– А мой айпод? – спросила она. – Когда мне его вернут?
– А, да! – вспомнил Андрейчук и взял свой портфель. Достав оттуда айпод, он положил его на стол рядом с девочкой. – Вот твой прибор, в целости и сохранности. Только материалы последнего происшествия, уж не обессудь, были оттуда удалены.
– Надеюсь не вместе с системой… – пробормотала Сонечка, беря свой айпод. – Спасибо.
«Да, девочке палец в рот не клади», – подумал Андрейчук. Вслух же сказал:
– Ну, я пойду. Мне еще с твоей мамой поговорить надо. Будь здорова и – удачи!
Он пожал ей руку и прошел на кухню, где ему был предложен чай.
Отец Сони был в универе, дома была мать – у нее сегодня ночная работа. Собственно, то, что астрономы ведут какой-то ночной образ жизни, «пересчитывая свои звезды», давно относилось к распространенным дилетантским заблуждениям. По ночам они работают сейчас не больше, чем те же следователи, – как и все остальные нормальные люди. Но ночная работа в обсерваториях все же случается (на то это и обсерватории!). Особенно, если ты – астроном-наблюдатель. Не всё еще можно доверить даже супермодерновой наблюдательной технике, вроде роботизированных телескопов. Присутствие человека все-таки требуется. Одного.
– Да, кошмар, – прокомментировала мама недавнее происшествие с кирпичом, разливая по чашкам чай. – Но не совсем понимаю, чем я могу здесь помочь. Я знаю только то, что по телевизору об этом показывали. В отличие от Соньки… Ну, и то, что она нам рассказывала, конечно…
– Я к вам – совсем не в связи с этим делом, – сказал Андрейчук. – Уж простите за, возможно, болезненную для вас тему, но мне необходимо с вами поговорить о, – он понизил голос, – болезни Сони. Это очень важно.
– Можете не понижать голос, господин следователь… – начала женщина.
– Анатолий Михайлович, – вставил он. – Можно просто Анатолий.
– Очень приятно… Так вот, можете не понижать голос, Анатолий Михайлович: тут уже все всё знают. Все взрослые. И стойкие.
«Да уж! – подумал Андрейчук. – Взрослые, дальше некуда».
– Ну, хорошо, – начал он, беря предложенную ему чашку с чаем. – Собственно, о причине болезни я осведомлен: это была сделанная в годовалом возрасте прививка от рака шейки матки. Меня интересует, как так вообще могло получиться, что вам сделали прививку, которая на тот момент уж десять лет как была запрещена? Да и делали её до этого вовсе не в нашей стране!
– Ну, надо же! – всплеснула руками женщина. – Наконец, хоть кто-то, кроме нас, этим заинтересовался! Простите. Я хотела сказать не «хоть кто-то», а как раз тот, кто надо: из «органов». Кто-то, кому надо было бы изначально этим заниматься! Простите еще раз – я не вас лично имела ввиду.
– Я понял.
– Думаете, мы не задавались этим вопросом? Не выясняли, не добивались чего-то? Но всё, что смогли отрыть, это – ту злосчастную прививку. Дальше – глухая стена!
– Но разве вы не запомнили ту или того, кто делал ребенку эту прививку?
– Представьте себе! Нет! В каких других обстоятельствах лицо этого монстра у нас бы наверняка всю жизнь перед глазами стояло. Но то была плановая недельная профилактичка в больничке. Обследование, по сути. Табуны докторов, сестричек вокруг, укольчики, таблеточки сладенькие… Все – на одно лицо и вкус! Кто там, что делал?.. Мы и внимания на это не обращали! Медицина знает своё дело! Это ведь только спустя время, через месяц-полтора, когда прививка начала действовать по полной, мы стали постепенно понимать, что «что-то не так»… С ребенком. Мы и через суд пытались чего-то добиться. Но – никто ничего не знает и никто ни в чем не виноват! Та больница вообще отрицала сам факт какой-то прививки, как и – вообще свою причастность. На улице, типа, болезнь подхватили! Только независимые обследования, консультации с врачами и наше собственное «расследование», которое состояло в как можно более подробном восстановлении в памяти всей цепи событий, показали, что это была прививка-таки. Но концов уже было не найти. Даже не нашлось кому реабилитацию нам оплатить! Которая все равно ничего не дала… Кардинально не дала, в смысле.
– Но должен же был тогда хоть кто-нибудь как-то выделиться, запечатлеться в памяти…
– А вы, как следователь, считаете, что тот, кто это делает, стремится как-то выделиться?
* * *
Сперва начальство приняло это дело в штыки. Ты б еще, мол, дело об убийстве Кеннеди вытащил! Или Путина. Заняться нечем?! Ну, и прочие штампы.
Но потом, когда Андрейчук выложил ему, начальству, на стол еще сто сорок аналогичных эпизодов за последние тридцать пять лет, «серией» не то, что сильно запахло – она стала очевидной! И начальству ничего не оставалось, как дать добро на открытие «дела о нелегальных прививках». Тем более, что тут маячил большой резонанс и большие потенциальные лавры. Как говорит напарник Санёк: «делать с делом нечего, кроме как открыть». Ну, или «закрыть» или «пришить» – смотря по обстоятельствам.
Понятно, что жертвы были разного возраста. Они получили от прививок самые различные болезни различной степени тяжести… Впрочем, даже самая легкая из них – как у Сонечки – все равно не позволяла человеку перемешаться без инвалидной коляски. Да и сами прививки были, понятно, тоже от самых разнообразных болезней. Но всех этих людей объединяли идентичные истории. Правда, далеко не у всех из них семьи оказывались столь благополучными, как у Кранец, – если они у них вообще были (и не в последнюю очередь по причине неизлечимой болезни ребенка)! Многие из них даже и понятия не имели, из-за чего сели в кресло-каталку. После больнички какой-то… Однако теперь-то становилось очевидным из-за чего! И это было главным, что их объединяло. Прививки! Противопоказанные этим людям прививки! Этих всех прививок не должно было быть в принципе! Они были сделаны незаконно. Они либо давно уже не делались, либо и вовсе были запрещены.
А вот что касается пола жертв, то тут между ними тоже просматривалась явная связь: большинство из них, девяносто пять процентов, были мужского. Статистика тут полностью соответствовала статистике маньяков и серийных убийц. И у Андрейчука уже мелькали смутные подозрения, что бы это могло значить, но даже он, видавший виды следак с крепкими нервами, не решался допустить такое: да нет, такие монстры на Земле не водятся!
Примерный психо-профиль преступника (или преступников) давал следующее: врач, биолог или химик, высококлассный специалист в области вирусологии, генетики и прививок, холодный, хитрый, расчетливый, планирующий свои действия на годы вперёд и тщательно выбирающий своих жертв. Возможно изучая при этом их геном. Работать он должен был не подолгу в разных клиниках, переходя из одной больницы в другую – под разными именами, понятно, – на «невзрачных» должностях, которые, тем не менее, дают полный доступ к лекарствам и лечению больных.
Да, ну и, конечно, – невзрачной внешности, которую, возможно, еще и меняет.
На отслеживание этого «прививнутого Франкенштейна», как с легкой руки Куртнева называли его в участке, ушло добрых полтора года. Андрейчук очень боялся, что за это время могли появиться новые эпизоды. С одной стороны, так было бы легче его выловить – по горячим следам. Но с другой, – нужно было сделать все, чтобы этого не допустить! Не допустить новых жертв. На кону ж были дети! Все клиники, склады лекарств, аптеки, химлаборатории были взяты под железный дополнительный контроль со стороны полиции. Только чрезвычайно аккуратно и незаметно взяты – чтоб не спугнуть. Ищи его потом! Или её. Пришлось даже контрразведку подключить с их «штучками»: дело-то граничило уже с нацбезопасностью.
В общем, долго ли коротко оперативно-розыскные мероприятия длились, взял его полицейский спецназ, наконец, – «франкенштейн» и не пикнул. На другом конце страны взял, в одном больничном складе, где он рылся в запрещенных, приготовленных к утилизации препаратах.
А в его аккуратненьком трейлере-бусе на больничной стоянке, на котором он и кочевал по всей стране (и даже за её пределами!), нашлось такое… Собственно, все, что «надо», там и нашлось: от всяческих прививок и прочих медикаментов, до его ноутбука, в котором «по всем полочкам», в смысле, – папкам, были разложены детальные досье на всех его «пациентов», включая подробнейшие расшифровки их геномов, томографии их мозга с обозначением «маньячных» зон в нем, их генеалогия, психологические портреты, состояние и поведение этих людей сейчас. Создавалось впечатление, что он собирал это и хранил, как отчет о проделанной работе для начальства. Еще поражала дерзость и самоуверенность выродка: наверняка подозревая уже, что на него «охотятся», он, похоже, и не пытался избавиться от этих улик! Или как-то замаскировать их, что ли…
Все сто сорок жертв были тут. И еще семьдесят – в другой папке.
В папке «Будущее»…
* * *
Андрейчук с напарником вошли в камеру для допросов.
Следователь положил на стол перед задержанным бумажную папку. Сел за стол сам и раскрыл ее.
– Гундяев, Кирилл Адольфович… – начал зачитывать Андрейчук со стандартного листка бумаги.
– Гундяев!.. – вставил Куртнев, хмыкнув. – Поневзрачней что-нибудь не мог придумать? Или вы с ним таки родственники? Тот, кажется, тоже – по детям был…
А следователь продолжал:
– …Квалифицированный врач-вирусолог… С отличием закончил… С отличием работал… там-то работал… и там-то… и там-то… – Андрейчук вдруг захлопнул папку: – А знаете что? Это все уже абсолютно не важно. Мы с вами сейчас можем даже не разговаривать: у нас на вас – на сто сорок пожизненных. И, уж поверьте мне, суд вряд ли будет проявлять к вам снисхождение…
Тут он, как обычно, немного лукавил (ну, совсем чуть-чуть!): чистосердечное признание никогда не помешает.
– Но мне просто интересно. Нет, я могу – чисто теоретически! – понять даже серийных убийц и маньяков. Там хоть природа, пусть и давшая сбой, извращенная: инстинкты, которые они не могут контролировать. Животная страсть. Но вы! Врач, давший клятву. Что это вообще было? Можете объяснить?
Охотный ответ, а, главное, его тон, просто обескуражил.
– Выбраковка это была, – беспечно пояснил Кирилл, разглядывая свои ухоженные и даже чуть подкрашенные ногти. – Ну, операция, миссия моя на Земле так называется…
«О-о, – подумал Андрейчук, – ну, вот и миссии всякие пошли… Причем – сразу».
Однако, как же беззаботно и уверенно он, этот «доктор», держался!.. Как будто «сто сорок пожизненных сроков» грозят не ему, а следователям. Вместе со всем их полицейским участком.
Даже от адвоката отказался.
По всем расчетам ему сейчас должно было быть далеко за шестьдесят, явно старше Андрейчука. Но ему невозможно было дать и тридцатник! Впрочем, Андрейчук ничему не удивлялся. Феномены неопределенного возраста все-таки есть. Тем более, что этот… «франкенштейн»… и внешность свою менял, как хирург перчатки. Невзрачный, но подтянутый, в аккуратном деловом костюмчике, усики, бородка… И просто ангельское личико. Оригинальное сочетание: невзрачное ангельское личико. Незапоминающееся. Как раз – для спецслужб и больниц…
– Вы видели этих «деток»? – продолжал Кирилл. – Представьте, что было бы, если б все они были здоровыми. Сколько б работы вам прибавилось? И сколько тысяч жизней я спас, изначально сковав, заковав этих чудовищ!.. Спас, в том числе и их, между прочим! Я просто устранял ошибки. Отбраковывал.
– Видал, Михалыч? – зло усмехнулся Куртнев. – Так мы, оказывается, ему должны еще и спасибо сказать! Может тебе еще и орден дать, а, Адольфыч, спаситель ты наш? Почти коллега!..
– Ну, а вы подумайте только, – непринужденно говорил задержанный, не обращая внимания эти реплики, – сколько миллионов людей и даже поколений были бы мне благодарны, если б я вколол эти прививки Гитлеру или Сталину. А лучше, – «и». И тому монстру, и другому! Правда, эти, оставшиеся в живых миллионы людей об этом даже и не узнали бы. И не оценили. Такой вот парадокс. А если б даже узнали и поймали меня, – расстреляли бы или посадили в тюрьму! Такая вот неблагодарная моя работа.
– Ну, и чего ж ты не вколол? – вдруг спросил Андрейчук. – Что, папику нужны были эти монстры?
Никто из присутствующих ни в этой комнате, ни в участке, ни вообще на Земле не поняли бы этой реплики. Действительно, о чем это старший следователь!? Как задержанный мог что-то вкалывать родителям Сталина или Гитлера? Сколько ж ему тогда лет??? Никто не понял, кроме задержанного.
И в этот момент впервые с лица Кирилла сошла его наглая ухмылка, а по его спине прокатилась капелька холодного пота.
– А вам не приходило в голову, – продолжал Андрейчук, как ни в чем не бывало, – как доктору, что они, эти «чудовища», как раз и стали таковыми из-за вашей «работы»? Из-за того, что вы «заковали» их в цепи, фактически отобрав жизнь? Да, я видел все их геномы, томографии, склонности-наклонности… Но, знаете ли, гены – это ведь еще не приговор. Об этом и сами генетики говорят. Это всего лишь предрасположенность, не более. Личность формирует множество…
– …самых разнообразных факторов и условий… – перебил задержанный, продолжая. – И никто не может сказать… Да-да, я сам по этим учебникам учился. А некоторые из них и писал. Но гены и наклонности этих – приговор. Уж можете мне поверить. Как доктору. Тут не помогли бы никакие факторы с условиями. И не помогут.
– «Преднаказание», значит… – опять вставил Куртнев. – Где-то что-то такое я уже читал… В одной фантастической повести. Только здесь, по реальным законам, за подобную «фантастику» кто-то ой как огребёт!..
– Ну, я ж говорю: неблагодарная у меня работа.
– Ну, хорошо, – сказал Андрейчук. Он уже давно понял, собственно, когда еще вылавливал преступника, что они имеют дело просто с больным. Который, тем не менее, получит, как здоровый. – А если прививка не сработает? Ведь бывает же такое, что «клиент» полностью излечивается после неё?
– Да, сбои бывают, – развел руками Кирилл. – Как и во всякой работе. Но есть же еще всяческие происшествия на дорогах… Кирпичи на голову…
К горлу подступил какой-то неприятный ком. Андрейчук засунул в карманы сжавшиеся кулаки и отвернулся – чтоб не свершить правосудия над этим «гиппократом» прямо здесь и сейчас. Что квалифицировалось бы как самосуд.
Потом он коротко выдохнул и спокойно сказал, резюмируя допрос:
– Может, я опять покажусь вам банальным… доктор… но в истории нет никаких сослагательных наклонений. И никто не может сказать, какими были бы эти люди, «если бы…»! Даже вы. Ибо вы – не бог. Зато все могут сказать, что было и есть сейчас – по факту. А по факту у нас – сотни людей с украденными у них жизнями и поломанными судьбами. Я считаю сейчас не только жертв ваших прививок, но и всех тех, кто их непосредственно окружает. И за это придется ответить!..
Но этот «франкенштейн» с ангельским личиком ухмыльнулся какой-то потусторонней ухмылкой и запустил руку во внутренний карман своего пиджака. Хоть это и было не совсем удобно – в наручниках-то, которые ему снимать никто не собирался. Находящиеся в комнате стражи порядка приняли «полную боевую готовность».
– Вы правы, Анатолий Михайлович, – согласился он. – Я-то нет – не Бог. А вот Он…
И Кирилл швырнул на стол извлеченную из кармана ю-эс-би-флэшку. И где он её там прятал?! Обыскивали ж скотину!
Андрейчук взял флэшку и они с напарником вышли из камеры, оставив там охранника.
– Походу, наш Адольфыч на ещё сто сорок пожизненных наговорил, – констатировал Куртнев, когда они вошли в свой кабинет. – Ну, какому-то Адольфу точно надо было что-то вколоть – чтоб у него детей не было!
– Да уж, – согласился Андрейчук, вставляя флэшку в свой служебный компьютер. – Ладно, посмотрим, что тут у него…
На носителе был только один звуковой файл. Запустив его, следователи услышали:
– А тебе, сына, достаётся Выбраковка. Уж не обессудь.
– Что – опять?.. Когда ж Ты уже брак выпускать перестанешь?…
Второй голос был явно голосом задержанного…
А дальше в полицейском участке случилось нарушение законов… Законов природы.
* * *
…Прошло не более получаса. В кабинет к следователям вбежал охранник из камеры для допросов – красный, с выпученными глазами. Задыхающийся…
– Что? Что?! – встряхнул его Куртнев, приводя в чувства.
– Я не знаю, – выдавил из себя он. – Не знаю, как это получилось!.. Он… Он исчез‼.
– Кто исчез??? Что ты несёшь?!
В камере для допросов на месте задержанного «франкенштейна» лежали только его наручники.
Как потом оказалось, охранник сам их с него снял. И вывел из участка. Только то, как он это сделал, не помнил. Полный получасовой провал в памяти.
Как и у всего участка, сквозь который они преспокойненько прошли.
Кто ж знал, что тут будет еще и гипноз или нейролингвистическое программирование! Или – еще какая чертовщина…
«Перехват», естественно, ничего не дал. Точнее, не естественно! Как в плохих фильмах. Начальство, понятное дело, рвало и метало – а как же еще! После того-то, как его самого «порвало» и «пометало» его начальство. Получили, в общем, все. Нет, дело не закрыли! Только отправили, как «висяк», в очень далекий и долгий ящик – примерно туда же, куда и дело Кеннеди. За полным отсутствием не то, что преступника – хоть каких-то его следов. Даже мало-мальских мыслей насчет того, куда он мог направиться…
Как всегда.
Однако…
…Однако, как всегда, не получилось.
Ибо, если б было, как всегда, то его бы и не поймали.
Кирилл открыл глаза и увидел всё ту же камеру для допросов вокруг и смотрящую на него кирпичную, ничего не выражающую физиономию охранника у двери. Небо за окном в клеточку уже темнело. В пятно света от лампы под потолком попадали только металлический голый стол и стул, на котором сидел Кирилл.
– Э-э, не понял, – спросил он, – почему я еще здесь?
И, увидев насторожившегося охранника, продолжал говорить уже невербально. Мысленно.
«Ну, как же, сына? – зазвучал голос в его голове. – Ты же сам хотел».
«В смысле??».
«В смысле! Ну, ты же – попался. Улики всякие, досье на выбраковок наших ты для кого хранил? Для следствия? Славы захотелось… Всемирного признания гениальных работ! Шедевров! Всю историю ж делаем такое, что и не снилось никаким «чикатилам», и – всегда в тени! Разговорчики всякие, опять же. В строю. Забыл Падшего? Но эта флэшка, что ты дал следователям, была последней каплей. Славы всемирных маньяков захотел? Что ж, ты её получишь. Вместе с их же наказанием. Посидишь лет сто в земной тюрьме, – с тебя не убудет. Для науки».
«Подставляешь, значит, да? Отче… А ничего, что я, вообще-то, Твой приказ выполнял? Твою ‚миссию‘? На моём месте-то сейчас должен сидеть Ты. Разве нет? Или хочешь сказать, что Тебе слава не нужна? ‚Не поклоняйтесь чужим богам‘! Неправильным! Поклоняйтесь только Мне! Славьте Меня! А иначе…
Маньяки-убийцы! Чудовища! Их надо остановить! В самом зародыше заковать их в цепи – пока они еще не успели стать маньяками. Спасти от них всех! В том числе и их самих! Ибо ‚не тот‘, ‚не правильный‘ они сделали выбор! Или сделают… Да кто ж их, ‚чудовищ‘-то этих, создает, ась? Все их души-геномы, склонности-наклонности со всеми окружающими факторами, условиями и обстоятельствами, которые как раз и вынуждают делать именно этот выбор??? Программирует всё это кто? Падший? А по чьей воле ВСЁ идет? Ну, разумеется! Мы ж – Святые! Мы не можем быть в чем-то виноваты! Что-то делать не так. Ошибаться, создавать брак и творить мрак. Мы всё делаем только во благо! А тем более, – Ты! Ведь Ты есть Любовь! Как же сама Любовь может быть в чем-то неправа??! Даже если она – то есть, Ты – отдает прямые приказы убивать. Или убиваешь сам. Потому как есть, значит, у Тебя на то свои причины! Запредельные. Ибо неисповедимы пути… И ‚вы не можете знать ВСЕГО‘. А виноваты, если что, – они! ‚Монстры‘ эти, ‚плохие парни и девочки‘ с их не тем ‚выбором‘! Несмотря на то, что никакого другого выбора у них не было.
На этом месте должен сейчас быть Ты!».
«Ну, вот, – вздохнул голос, – что и требовалось доказать: слово за слово – договорился. В общем, до встречи через сто лет».
«Вот, значит, как, – продолжал Кирилл, – вот кто в действительности был на этот раз Твоей выбраковкой! Я! Так? Ты где? Не смей исчезать! Пап!».
Но голос уже молчал.
А Кирилл в этот момент вдруг понял также и то, что он мог бы вколоть эти прививки хоть миллиону детей! Но одну из них он вколол ребенку с защитной реакцией. И поэтому расплата была неизбежна! Ибо на защиту этого ребёнка автоматически становится всё! Даже тот, кто непосредственно отдавал приказ его уничтожить.
«Вернись! – взмолился Кирилл. – Ты не можешь так поступить со мной! Нет! Ну, пожалуйста! Пожалуйста…»
– …пожалуйста, не оставляй меня тут! Среди этих падших!..
Последние две фразы он произнес вслух. Как раз в этот момент в камеру вошел следователь.
* * *
– А знаешь, что я тебе скажу, – прошипел Андрейчук, опершись кулаками в стол и нависая над задержанным. – Всю свою историю человечество нанимало и будет нанимать таких ассенизаторов, как я, чтобы мы отлавливали и садили на цепь таких монстров, как ты! Так что с этого момента вся твоя жалкая жизнь превратиться в ад! Примерно в такой же ад, в какой ты превратил жизнь всех тех людей. И бога твоего мы тоже поймаем – можешь не сомневаться. Это я тебе, как «падший», обещаю.
Потом он сел на стул, закинул ногу на ногу и уже абсолютно спокойно добавил:
– А теперь говорите, «доктор», кто там – на вашей записи?..
30 ноября 2015 г. Вена.
Иллюстрации: Vera Malina
………………………………………………………………………………………….
Если у вас появилось желание и имеется возможность поддержать моё творчество материально, после переписки лично со мной отправляйте ваши ДОБРОВОЛЬНЫЕ ПОЖЕРТВОВАНИЯ через MoneyGram или Western Union, или непосредственно на мой счет в Австрии сюда:
